<НАЧАЛО БИТВЫ ЗА КАВКАЗ ЛЕТОМ 1942 ГОДА • Помяни нас Россия - русских солдат
Текущее время: 28 мар 2024, 13:15

Часовой пояс: UTC + 3 часа


• ВОИНСКИЕ МЕМОРИАЛЫ • ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВОИНСКИЕ ЗАХОРОНЕНИЯ • ПАМЯТНИКИ • ВОИНСКИЕ БРАТСКИЕ МОГИЛЫ • СВОБОДНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ • ПОИСК ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ОПИСАНИЕ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ФОТОГРАФИИ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ВОИНСКИЕ МЕМОРИАЛЫ • ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВОИНСКИЕ ЗАХОРОНЕНИЯ • ПАМЯТНИКИ • ВОИНСКИЕ БРАТСКИЕ МОГИЛЫ • СВОБОДНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ • ПОИСК ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ОПИСАНИЕ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ФОТОГРАФИИ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ВОИНСКИЕ МЕМОРИАЛЫ • ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВОИНСКИЕ ЗАХОРОНЕНИЯ • ПАМЯТНИКИ • ВОИНСКИЕ БРАТСКИЕ МОГИЛЫ • СВОБОДНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ • ПОИСК ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ОПИСАНИЕ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ФОТОГРАФИИ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ВОИНСКИЕ МЕМОРИАЛЫ • ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВОИНСКИЕ ЗАХОРОНЕНИЯ • ПАМЯТНИКИ • ВОИНСКИЕ БРАТСКИЕ МОГИЛЫ • СВОБОДНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ • ПОИСК ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ОПИСАНИЕ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ФОТОГРАФИИ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ВОИНСКИЕ МЕМОРИАЛЫ • ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВОИНСКИЕ ЗАХОРОНЕНИЯ • ПАМЯТНИКИ • ВОИНСКИЕ БРАТСКИЕ МОГИЛЫ • СВОБОДНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ • ПОИСК ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ОПИСАНИЕ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ФОТОГРАФИИ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ВОИНСКИЕ МЕМОРИАЛЫ • ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВОИНСКИЕ ЗАХОРОНЕНИЯ • ПАМЯТНИКИ • ВОИНСКИЕ БРАТСКИЕ МОГИЛЫ • СВОБОДНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ • ПОИСК ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ОПИСАНИЕ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ФОТОГРАФИИ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ВОИНСКИЕ МЕМОРИАЛЫ • ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВОИНСКИЕ ЗАХОРОНЕНИЯ • ПАМЯТНИКИ • ВОИНСКИЕ БРАТСКИЕ МОГИЛЫ • СВОБОДНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ • ПОИСК ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ОПИСАНИЕ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ФОТОГРАФИИ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ВОИНСКИЕ МЕМОРИАЛЫ • ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВОИНСКИЕ ЗАХОРОНЕНИЯ • ПАМЯТНИКИ • ВОИНСКИЕ БРАТСКИЕ МОГИЛЫ • СВОБОДНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ • ПОИСК ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ОПИСАНИЕ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ФОТОГРАФИИ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ВОИНСКИЕ МЕМОРИАЛЫ • ИНДИВИДУАЛЬНЫЕ ВОИНСКИЕ ЗАХОРОНЕНИЯ • ПАМЯТНИКИ • ВОИНСКИЕ БРАТСКИЕ МОГИЛЫ • СВОБОДНОЕ ОБСУЖДЕНИЕ • ПОИСК ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ОПИСАНИЕ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ • ФОТОГРАФИИ ВОИНСКИХ ЗАХОРОНЕНИЙ •
.


Начать новую тему Ответить на тему  [ 1 сообщение ] 
 НАЧАЛО БИТВЫ ЗА КАВКАЗ ЛЕТОМ 1942 ГОДА 
Автор Сообщение
Администратор

Зарегистрирован: 14 ноя 2011, 08:47
Сообщений: 135
Сообщение НАЧАЛО БИТВЫ ЗА КАВКАЗ ЛЕТОМ 1942 ГОДА
НАЧАЛО БИТВЫ ЗА КАВКАЗ ЛЕТОМ 1942 ГОДА: НЕИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ И НОВЫЕ ТРАКТОВКИ


После захвата немцами Ростова-на-Дону на южном участке советско-германского фронта в последнюю неделю июля 1942 г. произошли события, оказавшие огромное влияние на судьбу Кавказа. Под непрерывными ударами немецких войск остатки армий разбитого Южного фронта быстро отходили за Дон. Но и здесь они не успевали привести себя в порядок и организовать прочную оборону. К тому же в предыдущих боях были потеряны все танки и артиллерия. Если в составе немецкой группы армий “А” к 25 июля насчитывалось более 1130 танков и 4540 орудий и миномётов, то в войсках Южного фронта танков осталось всего 17, а орудий – 169. В артиллерийских частях 37-й армии вообще не осталось ни одного орудия [1].

О тех трагических днях в письме своим родным красноармеец М. Ермолов писал: “...мы очень много потеряли от действий немецкой авиации, которая немилосердно бомбила нас на протяжении около 50 км. 22 июля мы подошли к Ростову, но в трех километрах от него нас встретили артиллерийско-минометный огонь и его бомбардировщики стаями по 20-30 самолетов, наши войска дрогнули и побежали к переправам через р. Аксай и Дон, тут же наши понесли большие потери в людях и технике… Мы отошли за Дон на 20 км восточнее Ростова и стояли там до 27 июля, пока наше командование не отдало приказ о наступлении для занятия Аксая и Ростова, и там 28 июля мы пошли обратно на Ростов, но противник действиями своей авиации встретил нас и разбил вдребезги, откуда мы бежали в беспорядке на восток...” [2].

28 июля 1942 г. командующий Южным фронтом генерал Р. Малиновский был снят с занимаемой должности. В этот же день решением Ставки Южный фронт прекратил свое существование, а его немногочисленные подразделения были переданы в состав Северо-Кавказского фронта. Происходило это не всегда гладко и правильно, с точки зрения целесообразности. Отходившим частям Южного фронта командиры Северо-Кавказского фронта запрещали следовать в назначенные места сосредоточения и приказывали оставаться для обороны новых рубежей. Более того, у отступавших солдат и офицеров даже отбирали оружие и боеприпасы для укомплектования подходивших свежих соединений. Конечно, такого рода эпизоды не способствовали укреплению морального духа бойцов и командиров.

28 июля 1942 г. командующим Северо-Кавказского фронта был назначен маршал Советского Союза С.Буденный. Еще тремя днями раньше – 25 июля, в своем письме в Ставку он высказал свое мнение относительно перспектив борьбы с превосходящими силами врага на Нижнем Дону. С. Буденный считал, что сдержать здесь танковые и моторизованные дивизии немецкой армии не удастся. Поэтому, по его мнению, следовало отводить войска за реки Кубань и Терек и далее затем – к предгорьям Главного Кавказского хребта. Только там, по замыслу маршала, можно было лишить врага преимущества в танках [3].

Однако, по словам С.Штеменко, вначале такую точку зрения высказали офицеры Оперативного управления Генерального штаба. Сделано это было после того, как Сталин потребовал доложить, где лучше строить оборону Кавказа [4]. Бывший командующий Закавказским фронтом генерал армии И.Тюленев авторство этого плана приписывает Военному Совету и штабу Закавказского фронта. Он, в частности, утверждает: “В начале августа (1942 г. – Л.С.) у меня состоялся разговор на эту тему с представителем Ставки генерал-полковником A.M.Василевским. Я доложил ему новый план обороны Кавказа, принятый Военным Советом Закфронта. Этот план предусматривал создание главного оборонительного рубежа на реке Терек с сильными тет-депонами в районе Кизляр, Старочервлённое, Моздок, Малкинский, Пришибский. Ставка утвердила его” [5].

Но вот еще одно свидетельство на этот счет. Оказывается, что впервые мысль о необходимости занять оборонительные позиции по рубежу реки Терек, была высказана начальником Генерального штаба Красной Армии, генерал-полковником A. Василевским во время его переговоров по телеграфу с командующим Закавказским фронтом [6].

В любом случае, от кого бы не исходила первоначальная инициатива о преднамеренном отступлении до предгорий Кавказа, это предложение о многом говорит. И, прежде всего о том, что и работники Генерального штаба, и командующие Северо-Кавказским и Закавказским фронтами не верили в возможность отразить натиск врага в сложившихся к тому времени крайне неблагоприятных для нас условиях. Для этого, действительно, просто не было тогда достаточного количества сил и средств.

Вместе с тем и Сталин не мог дать согласие на реализацию этого приказа. Он означал бы тогда, что огромная территория Северного Кавказа с богатейшими сельскохозяйственными и нефтяными ресурсами будет отдана врагу без боя. К концу июля 1942 г. сложилась ситуация, которую можно охарактеризовать как тупиковую: сил для сопротивления противнику осталось крайне мало, но, тем не менее, его необходимо было сдерживать, практически не имея на это сил.

На наш взгляд, и данный факт подтверждает развитие событий на фронте, после падения Ростова-на-Дону Верховный Главнокомандующий в душе смирился с тем, что придется оставить Кубань и Ставрополье и отступать, как и предлагали его генералы и маршалы, до самих Кавказских гор. Только на Тереке, в районе Туапсе и на перевалах Главного Кавказского хребта готовились рубежи обороны. Нет сомнения и в том, что Сталинград с июля 1942 г. стал для Сталина более важным, чем Северный Кавказ, объектом обороны. С.Штеменко свидетельствует: “В целом Генштаб считал маловероятным, что свои главные операции гитлеровские войска развернут на Кавказе. По оценкам генштабистов, более перспективным для противника было сталинградское направление... А.М. Василевский ...доложил обо всех этих соображениях Верховному Главнокомандующему. Тот рассмотрел их с позиции угрозы Москве и согласился, что сталинградское направление следует признать главным” [7].

Еще одним подтверждением этому выводу является очень показательный факт. В течение всего августа 1942 г., пока немецкие войска продвигались по территории Краснодарского и Ставропольского краев все дальше на юг, Ставка не предприняла серьезных шагов для усиления отступавшего Северо-Кавказского фронта. После Южного фронта теперь этому фронту была уготована участь умиравшего. Вплоть до своего расформирования 1 сентября 1942 г. он не получил ни танковых, ни механизированных частей и соединений, способных противостоять танковым корпусам и дивизиям врага. Можно привести на этот счет еще более впечатляющее сравнение. За годы Великой Отечественной войны в СССР было сформировано 10 танковых армий и 30 танковых корпусов [8]. Ни одно из этих 40 крупных бронетанковых соединений не поступило на усиление советских войск во время битвы за Кавказ. А она шла целых 14,5 месяцев или 442 дня!

Между тем, судьба битвы за Кавказ во многом зависела от наличия у обеих сторон танков, которые были главной ударной силой в маневренной войне, какой и являлась вторая мировая война. Преимущество немецкой армии над советскими войсками в танках еще накануне битвы уже было подавляющим. В 3-х танковых и 4-х моторизованных дивизиях группы армий “А” насчитывалось 643 танка. С учетом же 4-й танковой армии, до 31 июля 1942 г. находившейся в составе сил группы армий “А” – 1130 танков [9]. А в 5-ти танковых бригадах и 3-х отдельных танковых батальонах Южного фронта насчитывалось 268 исправных танков. Кроме того, на территории Краснодарского края в составе сил Северо-Кавказского военного округа находились: Майкопская танковая бригада с 27 машинами и 126-й отдельный танковый батальон, в составе которого было 36 танков [10]. Всего, таким образом, на южном крыле советско-германского фронта в войсках Красной Армии числился 331 танк, т.е. в 3,4 раза меньше, чем у немцев.

Но уже через две недели ситуация кардинальным образом изменилась, причем не в нашу пользу. Согласно отчетам штаба Южного фронта в боях за Ростов-на-Дону и Новочеркасск было уничтожено 200 немецких танков. Наши потери составили 196 машин [11]. Затем, в последние дни июля 1942г., в большой излучине Дона, согласно немецким данным, было уничтожено еще 110 советских танков [12]. А всего по состоянию на 25 июля 1942 г. в семи армиях Южного фронта осталось лишь 17 танков [13]. К началу августа 1942 г., когда немецкие войска вторглись на территорию Кубани и Ставрополья, в 18-й и 56-й армиях Северо-Кавказского фронта, прикрывавших Краснодарское направление, не было уже ни одного танка. В войсках 12-й армии, сдерживавшей противника на Майкопском направлении, осталось 3 танка Т-34, а частях 37-й армии, отступавшей на Ставрополь и Черкесск, танков больше не осталось. У противника, прежде всего в 1-й танковой армии генерала Клейста, в боевом строю оставались еще значительные силы. К 3 августа 1942 г. только на Ставропольском направлении враг сосредоточил свыше 200 танков, всего же в дивизиях 1-й танковой армии даже после понесенных потерь к концу октября 1942 г. насчитывалось 410 танков [14].

Ситуация для советских войск стала улучшаться только к концу августа 1942 г. В частях Северной группы войск Закавказского фронта теперь уже было 133 танка, а к октябрю в составе пяти танковых бригад, четырех отдельных танковых батальонов и двух бронебатальонов числилось 302 танка, в том числе 132 американских и английских, поступивших в СССР через Иран по ленд - лизу [15]. Следовательно, танки союзников составляли почти 44% от общей численности всего танкового парка фронта. В отдельных частях их удельный вес был еще большим. Так, в 5-й гвардейской танковой бригаде из 55 машин только 15 были отечественного производства. В 15-й танковой бригаде из 40 танков 39 были получены от союзников, а в 75-м отдельном танковом батальоне все 18 танков являлись английскими и американскими [16]. Как видно из этих цифровых показателей, помощь союзников по ленд-лизу была для войск Закавказского фронта довольно ощутимой.

Таким образом, самыми тяжелыми для наших войск, отступавших по территории Северного Кавказа, были дни с 1 по 20 августа 1942 г., когда в составе частей Северо-Кавказского и Закавказского фронтов практически не осталось танков. Именно в это время немецкие войска и сумели достичь наибольших успехов. В письме к Сталину, написанному в начале августа 1942 г., Л.Каганович с горечью спрашивал: “Где же танковая промышленность и т. Молотов, который ведает ею, – не может обеспечить наш фронт и оставляет нас без танков...” [17].

И в это же самое время на Сталинградском направлении шло быстрое наращивание советских танковых войск. Здесь к началу августа 1942 г. уже действовали против врага две танковые армии – 1-я и 4-я, 14 отдельных танковых бригад и 10 отдельных танковых батальонов [18]. Еще через месяц – к 1 сентября 1942 г. в район Сталинграда подошли 8 танковых корпусов Красной Армии [19]. По состоянию на 19 ноября 1942 г. в Сталинградской битве в составе трех советских фронтов находилось 1463 танка, а в битве за Кавказ к этому же времени принимали участие всего 319 танков Закавказского фронта [20].

В первые дни августа 1942 г. особенно тяжелое положение сложилось в полосе отступления 37-й армии Северо-Кавказского фронта, которой командовал генерал-майор П.Козлов. Ее малочисленные дивизии численностью всего в 800-1000 человек каждая не в состоянии были сдержать лавину немецких танков. Не задерживаясь на рубежах обороны, части 37-й армии беспорядочно отходили все дальше на юго-восток. В своей докладной записке секретарю ЦК ВКП(б) А.Андрееву, написанной более чем через месяц после оккупации Ставрополя немецкими войсками, 1-й секретарь Ставропольского крайкома партии М.Суслов довольно подробно описал, при каких обстоятельствах и как шло отступление наших войск. Следует обратить внимание на крайне негативную оценку, которую он дал действиям частей и соединений Северо-Кавказского фронта. М.Суслов, в частности, отмечал: “На всем протяжении края немцы не встретили сопротивления со стороны частей Красной Армии. Многочисленные части бывшего Южного фронта без военной техники (как правило) и в беспорядке бежали все дальше, за Терек, дезорганизовали оборону там, где были попытки ее создать, и вносили элементы деморализации в население” [21].

Практически бесперспективными в изложении М. Суслова выглядели возможности обороны двух главных городов Ставрополья – Ворошиловска (Ставрополя) и Пятигорска. Их гарнизоны были немногочисленными и, главное, слабо вооруженными. В Ставрополе находилось всего около 800 военнослужащих и бойцов истребительного батальона. Вооружены они были только винтовками. Ни одного артиллерийского орудия в гарнизоне не было. К 25 минометам, выпущенным на оборонном заводе в самом Ставрополе, мины отсутствовали. К нескольким противотанковым ружьям имелось всего 25 патронов [22]. Для отражения налетов немецкой авиации на город имелось только несколько орудий малокалиберной зенитной артиллерии. На трех аэродромах Ставрополя не было ни одного истребителя. С таким “арсеналом”, конечно, ни о какой серьезной обороне города говорить не приходилось.

Поэтому, по словам М.Суслова, краевое руководство еще 1 августа 1942 г сразу же обратилось к командующему Северо-Кавказским фронтом маршалу С. Буденному за помощью в деле организации обороны Ставрополя. В частности, запрашивалось оружие и боеприпасы, а также дополнительные армейские части. Для руководства обороной города крайком ВКП(б) просил командировать в Ставрополь боевого командира. В ответ на эти настойчивые просьбы С. Буденный заявил, что “оборонять Ставрополь надо, но сил недостаточно” [23]. Тем не менее штаб Северо-Кавказского фронта прислал в город генерал-майора Сергеева для организации обороны краевого центра. Но он “…оказался крайне пассивным и неициативным руководителем, неспособным возглавить порученное ему дело”, - с большим сожалением констатировал М.Суслов [24].

Между тем к Ставрополю с севера, со стороны Сальска, 3 августа 1942 г. подходила передовая группировка 1-й немецкой танковой армии. По данным нашей разведки в ее составе было “...свыше 200 танков, танкеток и большое количество бронемашин, около 1 тысячи мотоциклистов, до 300 грузовых автомашин с войсками…” [25]. Ставрополь был сдан врагу практически без серьезного сопротивления. Немецкие источники этот эпизод трактуют следующим образом: “Передовые части 3-й танковой дивизии 3 августа достигли города Ворошиловска. Силы русских в этом населенном пункте не ожидали появления немцев, и после непродолжительных боев к 16 часам город находился уже в руках наступавших солдат вермахта. Контратака русских была успешно отражена” [26].

В Пятигорске по состоянию на 6 августа 1942 г. находилось около 3000 солдат и офицеров, а также курсантов Полтавского тракторного училища. Но только 1100 из них были вооружены винтовками, остальные же оказались совершенно безоружными. Тем не менее, в течение двух дней – 9 и 10 августа в городе шли бои между передовыми частями 3-й немецкой танковой дивизии и бойцами и командирами местного гарнизона. Следует заметить, что немецкое командование захват Пятигорска оценивало как крупный успех своих войск. В оккупационных газетах Северного Кавказа по этому поводу говорилось: “Взятие Пятигорска в воскресенье 9 августа является таким успехом германских войск, который даже трудно себе представить. От Армавира, который был взят 7-го августа, Пятигорск по воздушной линии находится не менее, чем на расстоянии 180 км, при этом продвижение с боем вперед проводилось при температуре до 58 градусов жары в густых облаках пыли и затруднялось еще многочисленными реками и оврагами” [27].

Защищать Пятигорск и другие города Кавказских Минеральных Вод от налетов немецкой авиации тоже не представлялось возможным. В авиаполку, который дислоцировался на аэродроме в городе Минеральные Воды, осталось только 4 поврежденных самолета [28]. Другой авиационный полк, находившийся в селе Благодарном, перебазировался в начале августа 1942 г. дальше на восток. При этом оставил в складских помещениях аэродрома большое количество бомб, которые пришлось спешно уничтожать сотрудникам краевого Управления НКВД [29].

В отходящих в направлении Нальчика, сильно потрепанных в боях подразделениях 37-й армии усиливались хаос и панические настроения. В попытках навести хоть какой-то порядок в войсках, принимали участие даже гражданские лица. Так, в районе Пятигорска по приказу М. Суслова были задержаны и отремонтированы на предприятиях города-курорта пять реактивных установок “Катюша”, хотя до этого момента экипажи собирались взорвать свои машины, не надеясь больше на возможность их боевого применения. После ремонта все пять установок с запасом мин-ракет в 3000 единиц были приданы 11-й дивизии НКВД, защищавшей города Кавминвод [30]. Одновременно проводились мероприятия по задержанию беспорядочно отступавших отдельных военнослужащих и групп красноармейцев из различных частей. Их объединяли в отряды и под руководством офицеров отправляли на усиление обороны района Кавминвод.

Не менее сложная ситуация складывалась на Кубани. Первый секретарь Краснодарского крайкома партии П. Селезнев докладывал в первых числах августа 1942 г. секретарю ЦК ВКП(б) А. Андрееву: “Части Южного, а затем Северо-Кавказского фронтов были настолько деморализованы, что в течение 5-6 дней прошли без сопротивления весь край с севера на юг до предгорья Северного Кавказа, За это время были оставлены рубежи: Куго-Ея, Кубань, Лаба, Белая” [31].

При подготовке обороны Краснодара от наступавшего врага бюро крайкома партии своим решением от 7 августа свело истребительные батальоны всех районов города в боевые подразделения. Однако бойцы батальонов не были вооружены. Председателю крайисполкома П. Тюляеву только предстояло еще договориться с командованием Северо-Кавказского фронта о получении 1000 винтовок, патронов к ним, а также мин к минометам [32]. Однако осуществить эти меры краевые власти уже не успели.

Отступление советских войск по территории Кубани шло столь стремительно, что штаб Северо-Кавказского фронта всего за семь дней – со 2 по 9 августа был вынужден четыре раза менять места своего базирования. Вначале он находился в Краснодаре, а затем – в Ново-Кубанском, Белореченской и Хадыженском. Еще позже штаб фронта перебрался в село Георгиевское и, наконец, остановился в районе Туапсе [33].

К сожалению, тяготы отступления и панические настроения захлестнули войска, привели к растерянности даже часть командного состава. В таких условиях Северо-Кавказский фронт не избежал печальной участи иметь своего “Власова”. Им оказался командир 1-го отдельного стрелкового корпуса генерал М. Шаповалов. 12 августа 1942 г. он добровольно перешел к немцам и затем активно сотрудничал с ними. Уже через два дня после своего предательства М. Шаповалов написал листовку-обращение к солдатам и офицерам Красной Армии с призывом сдаваться в плен [34].

И все же, несмотря на весь трагизм складывавшегося положения, командование Северо-Кавказского фронта пыталось и здесь, на Кубани, остановить отступавшие свои войска и дать отпор противнику. Эти меры являлись практической реализацией положений сталинского приказа “Ни шагу назад!”. Его содержание было доведено до личного состава частей и подразделений Северо-Кавказского фронта 30 июля 1942 г. А 31 июля Военный Совет фронта принял еще одно постановление – “О задержке неорганизованно отходящих отдельных подразделений и одиночек военнослужащих с поля боя” [35]. Согласно этому документу с 1 августа 1942 г. на рубеже Белая Глина – Тихорецк – Каневская – Красноармейская – Новороссийск – Лоо создавалась заградительная служба. Для оказания помощи войскам НКВД по охране тыла фронта и задержания отступавших частей и подразделений было сформировано 40 оперативных групп по 10 человек в каждой. Офицеров, обвиненных в трусости и неустойчивости в бою, направляли в спешно созданный штрафной батальон. Он был создан при 136-м запасном стрелковом полку, который дислоцировался в Урупском районе Краснодарского края [36].

С 29 июля 1942 г. активное участие в наведении порядка в деморализованных войсках принял назначенный членом Военного Совета Северо-Кавказского фронта Л.Каганович. В письме Сталину 13 августа он писал: “...мы направили главные силы на оздоровление дисциплины и морально-политической устойчивости командиров в соответствии с вашим приказом…” [37].

В этой связи необходимо оценить роль и определить значение приказа “Ни шагу назад!” в деле стабилизации фронта на Северном Кавказе в конце июля - августе 1942 г. В последние 10-12 лет в российской исторической литературе появилось много публикаций, авторы которых по разному оценивают приказ №227. Одни считают, что приказ долго ждали в войсках в силу его крайней необходимости. И, следовательно, он сыграл положительную роль в наведении порядка в отступавших войсках Красной Армии. Другие полагают, что приказ был чрезмерно жестоким и лишь в незначительной степени усилил оборону советских войск.

На наш взгляд, воздействие приказа “Ни шагу назад!” на действующую армию следует оценивать по тем конкретным событиям, которые происходили на южном крыле советско-германского фронта, сразу же вслед за его доведением до личного состава частей и подразделений. Суть приказа заключена в самом его названии. Верховный Главнокомандующий требует немедленно прекратить отступление и более не делать ни одного шага назад, войскам стойко удерживать занимаемые рубежи. Выясним, что же произошло, скажем, через месяц после 28 июля, когда приказ был подписан и зачитан в войсках, в том числе на Северо-Кавказском фронте? Менее чем за четыре недели немецкая группа армий “А” из района Ростова-на-Дону дошла до Новороссийска, захватила часть перевалов Главного Кавказского хребта и вышла на рубеж реки Терек. К примеру, от Ростова-на-Дону до Терека более 700 км. Это расстояние танковые и моторизованные дивизии 1-й танковой армии генерала Клейста преодолели всего за 20 дней. Следовательно, темпы продвижения врага составляли более 25 км в сутки.

В любой армии мира приказы следует выполнять. И если требование приказа ни на шаг не отступать, не выполнено, значит нельзя переоценивать его значение в укреплении обороны войск. По “Военному дневнику” бывшего начальника Генерального штаба вермахта Ф. Гальдера можно проследить ход продвижения немецкой армии по Северному Кавказу после появления приказа №227:

“31 июля – Обстановка южнее Дона развивается в полном соответствии с нашими планами. Фронт противника разгромлен.

5 августа – Сопротивление перед фронтом группы Руоффа ослабевает, он продвигается вперед. Клейст очень быстрыми темпами углубляется на юго-восток.

7 августа – На восточном фланге наши войска глубоко проникли на Кавказ.

9 августа – На юге заняты Краснодар и Майкоп. Впечатление, что русские войска южнее Дона разбегаются и пытаются сейчас уйти вместе скопившимися в северо-западной части Кавказа войсками к побережью. Это впечатление все 15 августа – Войска группы армий “А” продвигаются вперед вполне удовлетворительными темпами” [38].

А вот оценка данной ситуации в высказывании известного американского военного историка А. Верта: “Несмотря на сталинский приказ “Ни шагу назад!”, части Красной Армии отступали на Кубани и на Северном Кавказе, на протяжении всего августа так же поспешно, как в самые тяжелые дни 1941 года” [39].

Можно привести также те критические оценки, которые давали бойцы и командиры Красной Армии, выражая свое отношение к приказу №227. Документы на этот счет, собранные особыми отделами фронтов и армий, долгое время были закрыты для исследователей. В советской литературе приводились только положительные отклики солдат и офицеров на сталинский приказ. Но, оказывается, были и другие оценки. Их основным лейтмотивом является сожаление о том, что приказ “Ни шагу назад!” оказался запоздалым по времени. Эти материалы были собраны на Сталинградском фронте в августе 1942 г., где, кстати говоря, ситуация в этот период была не столь катастрофической, как на Северо-Кавказском фронте. Так, работники оперативного отдела штаба 57-й армии капитаны Габа и Сильченко говорили: “...Приказ очень ценный и нужный, но вышел он поздно и вряд ли он сейчас возьмет ту силу, которую он мог бы иметь, если бы вышел в мае месяце...” [40]. Военврач 3-го ранга Ольшанецкий был еще более резок в своей оценке: “...Приказ Ставки – последний крик отчаяния, когда мы уже не в силах устоять против немцев. Все равно из этого мероприятия ничего не получится...” [41].

Об этих тяжелых днях Л. Каганович писал Сталину, фактически признавая невозможность прекратить отступление советских войск: “За 14 дней моего пребывания на фронте я прилагал все усилия к тому, чтобы в какой-то мере улучшить положение, но из этого мало что вышло, и я, конечно, за это несу ответственность...” [42]. Далее он подчеркивал: “Нужна упорная и большая работа и борьба, чтобы оздоровить в первую очередь командно-политический состав, часть которого больна танкобоязнью, паникерством и отступничеством” [43].

Только после 15 августа 1942 г., когда советские войска достигли, наконец, удобной для обороны местности, у немцев отмечается замедление темпов наступления. В гористой и лесистой местности враг лишился преимущества в авиации и танках и Северо-Кавказский фронт у Новороссийска и Туапсе, а Закавказский фронт (с 1 сентября) по Тереку начинают более успешно противостоять натиску гитлеровцев. Таким образом, не приказ Сталина прекратить отступление сыграл главную роль. И не жестокость Л. Кагановича, докладывавшего в Ставку о расстреле перед строем 37 дезертиров [44]. Это была объективно складывавшаяся на фронте ситуация, при которой, лишь получив выгодные рубежи обороны, наши войска остановились. Интересно, что сам же Л. Каганович в мемуарах очень оригинально воспроизвел свое понимание приказа №227, признав неотвратимость отступления Северо-Кавказского фронта до горно-лесистой местности. Он писал: “Именно в Туапсе был осуществлен приказ Сталина “Ни шагу назад!” [45].

Разумеется, не все подразделения Северо-Кавказского фронта панически отступали под натиском немецкой армии. О героизме оборонявшихся частей немало написано в отечественной исторической и мемуарной литературе. Но, к сожалению, эти немногочисленные подразделения могли задержать продвижение врага всего на несколько часов. Сил и средств для борьбы с превосходящими силами фашистов у них просто не было.

Немецкие оккупационные власти не преминули воспользоваться благоприятной ситуацией, чтобы выразить свое отношение к приказу “Ни шагу назад!”. Они увидели в этом документе признаки агонии советской власти и ее скорой гибели. В чем и старались убедить население, оказавшееся на захваченной вермахтом территории, в том числе и на Северном Кавказе. Так, в статье с ироничным названием “Гениальный полководец”, напечатанной в оккупационной газете “Пятигорское эхо”, отмечалось: “Это он издал приказ по Красной Армии за №227, обрисовав создавшееся в Советском Союзе критическое положение, вызванное занятием немцами областей. Шутка ли? Cбop урожая в СССР сократился на 800 млн. пудов. Потеряно металла свыше 10 млн. тонн... Ни порядка, ни дисциплины в ротах, батальонах, полках… Он стал взывать к бойцам и командирам и обязывать их умирать или сражаться до последнего...” [46].

Самым ярким и громким эпизодом в неудачно начавшейся для наших войск битве за Кавказ, было, пожалуй, сражение 17-го казачьего кавалерийского корпуса с немецкими и румынскими войсками в районе станиц Кущевской, Шкуринской и Канеловской. Здесь кубанские и донские казаки в ходе четырехдневных боев в период с 31 июля по 3 августа 1942 г. успешно и стойко противостояли наступавшим дивизиям 17-й немецкой армии. В условиях, когда войска Северо-Кавказского фронта беспорядочно отступали по всему фронту, упорство казачьих частей в сражениях с фашистами действительно выглядело как неординарное событие, достойное внимания и восхищения и служившее примером для подражания.

Сталин, извещенный о героических действиях 17-го кавалерийского корпуса, в письме Военному Совету Северо-Кавказского фронта отмечал: “По всему видно, что Вам не удалось еще создать надлежащего перелома в действиях войск и что там, где командный состав не охвачен паникой, войска дерутся неплохо и контратаки дают свои результаты, как это видно из действий 17-го кавкорпуса... Добейтесь того, чтобы все наши войска действовали как 17-й кавкорпус...” [47].

Вместе с тем широкое освещение действий казаков в этом сражении в советской литературе не было лишено пропагандистского налета, преувеличений и искажения реальных фактов. Можно сказать, что это был именно тот случай, когда объективность принесли в жертву политической конъюнктуре.

До настоящего времени у исследователей все еще нет единого мнения относительно потерь, понесенных немцами и румынами в боях с казаками в районе Кущевской, Шкуринской и Канеловской. Как известно, успех окрыляет. Видимо, по этой причине в письме от 5 августа 1942 г. командира корпуса генерала Н. Кириченко 1-му секретарю Краснодарского крайкома ВКП(б) П.Селезневу приведены весьма впечатляющие результаты боевой работы казаков. В этом документе, в частности, говорится: “В районе Шкуринской активными действиями 12-й Кубанской дивизии... нам удалось изрубить, перестрелять и артиллерийским огнем уничтожить более трех тысяч фашистов... 13-я Кубанская дивизия в своей конной атаке изрубила более 2000 человек... плюс к тому артиллерийским и минометным огнем уничтожено, по-моему, такое же самое количество фашистов” [48]. Всего, таким образом, согласно победному рапорту генерала Кириченко немцы потеряли более 7000 человек. При этом собственные потери 17-го корпуса составили более 2000 казаков. По данным командира корпуса казачьи дивизии уничтожили также 50 танков, 3 “Юнкерса” и 10 батарей дальнего действия. Завершая свое письмо, Н.Кириченко с удовлетворением сообщал: “Я не подвожу итог уничтоженных минометных батарей, это корпус и его части считают за второстепенную задачу” [49].

Однако во 2-м томе “Истории Великой Отечественной войны Советского Союза” приводятся совсем другие данные, характеризующие успехи 17-го кавалерийского корпуса в этих боях. “В короткой схватке казаки уничтожили до 1800 вражеских солдат и офицеров, захватили 18 орудий и 25 минометов”, – отмечается в этом издании [50]. Такие же цифры находим в работе К. Цкитишвили, правда, с добавлением уничтоженных казаками 17-ти немецких танков, т.е. в три раза меньше по количеству, чем в письме Н. Кириченко [51].

К сказанному добавим, что 2000 гитлеровцев, уничтоженных (со слов Н. Кириченко) артиллерийским и минометным огнем в бою под Канеловской 2 августа 1942 г., цифра явно завышенная. Ведь атаку 13-й Кубанской дивизии поддерживал только один артиллерийский дивизион. В то же время у немцев здесь находилось 12 артиллерийских и 15 минометных батарей. Они и встретили конную атаку казаков убийственным огнем [52].

Не соответствует также действительности утверждение советских историков о разгроме, который в районе Кущевской учинили казаки 196-й немецкой пехотной дивизии. С июня 1941 г. эта дивизия находилась в Норвегии и на Восточном фронте появилась только в 1944 г., т.е. уже после битвы за Кавказ [53]. Следовательно, речь идет о потерях, нанесенных казаками 17-го кавалерийского корпуса 198-й пехотной дивизии вермахта. Она, действительно, находилась в составе 17-й немецкой армии, наступавшей на Краснодар в первых числах августа 1942 г. Однако потеря, пусть даже 1800 человек, не может считаться разгромом дивизии, штат которой составлял 16000 солдат и офицеров.

Наконец, на основе архивных документов, введенных впервые в научный оборот, историк Б. Соколов сделал вывод, что, кроме отчета Н. Кириченко об итогах сражения 17-го кавкорпуса 31 июля - 3 августа 1942 г., есть и другая точка зрения. Она была изложена 28 октября 1942 г. заместителем командира корпуса полковником Бардадиным в письме в ЦК ВКП(б). Суть письма – это протест против действий командира 17-го кавалерийского корпуса, приукрасившего неудачные действия своего корпуса и превратившего их во впечатляющую победу. Вот как выглядят потери немцев в изложении Бардадина: “Всего, по фронту Кущевка, Шкуринская, Канеловская было уничтожено не более 500-600 человек немцев, в плен взято 13 человек. В донесении, написанном в штаб фронта, было указано – казаками зарублено 500 человек и взято в плен 300 человек, что далеко не соответствует действительности” [54].

И еще одно красноречивое свидетельство на этот счет. В. Котенко вспоминает: “... мне в свое время доводилось слышать от своего прадеда – участника тех атак казаков Кириченко, версию тех событий, значительно отличную от изложенной. И, на мой взгляд, более реалистичную. Там речь шла о полях, усеянных трупами казаков и лошадей, которых бросили на немецкие танки” [55].

Эпизод, раскрывающий в иной, чем прежде, трактовке боевые действия 17-го кавалерийского корпуса, является еще одним свидетельством необходимости дальнейшего изучения всех аспектов битвы за Кавказ. Изучения с позиций объективности и правды, какой бы неудобной и горькой она ни была.

Все это актуально также и в деле изучения многих аспектов борьбы войск 46-й армии с частями немецкого 49-го горнострелкового корпуса в горах Кавказа. Определенный в качестве конечного рубежа обороны, Главный Кавказский хребет с его перевалами оказался практически незащищенным и неподготовленным для отражения противника, рвавшегося в Закавказье. Об этом “вспомнили”, когда в конце июля 1942 г. возникла необходимость отводить войска Северо-Кавказского фронта к предгорьям Кавказа. Согласно воспоминаниям И. Тюленева, еще в 1938 г. при назначении его на должность командующего Закавказским военным округом Сталин предупреждал генерала, чтобы войска округа серьезно готовились к войне с расчетом возможного ведения боевых действий в горных условиях [56]. Хотя и сам рельеф местности, а отсюда – и особенности дислокации войск округа, диктовали необходимость обучения личного состава частей и подразделений действовать именно в такой специфической обстановке.

Однако, когда летом 1942 г. 49-й горнострелковый корпус генерала Конрада стал быстро продвигаться к Главному Кавказскому хребту, неожиданно выяснилось, что перевалы защищать практически некому. Весьма странным в этой связи является тот факт, что в своих мемуарах И. Тюленев упрекает командование Северо-Кавказского фронта, войска которого “...отходили, оставляя перевалы без прикрытия” [57]. Ведь ответственность за оборону Белореченского, Санчарского, Марухского, Клухорского и других перевалов несли штаб и командование Закавказского фронта. А они, по словам того же И. Тюленева, опрометчиво почему-то вдруг решили, что “...перевалы сами по себе недоступны для врага” [58].

Непростую ситуацию, сложившуюся в вопросе об ответственности за оборону перевалов, затрагивает в своих мемуарах и С. Штеменко. Он уточняет важный факт: “Главный Кавказский хребет не входил в зону действий ни Черноморской, ни Северной групп. Оборонявшая его 46-я армия по идее должна была находиться в непосредственном подчинении командования фронта. Но потом при штабе Закавказского фронта появился особый орган, именовавшийся штабом войск обороны Кавказского хребта. Возглавил его генерал Г. Петров из НКВД. Прямо надо сказать, что это была совершенно ненужная, надуманная промежуточная инстанция. Фактически этот штаб подменял управление 46-й армии” [59].

Заметим, что причину, в силу которой произошла такая странная подмена, С. Штеменко не пояснил. А она, оказывается, была связана с пребыванием на Кавказе в августе 1942 г. Л. Берия. После выхода немецких горнострелковых частей к перевалам Главного Кавказского хребта он обвинил командующего 46-й армией генерала В. Сергацкова в неумении организовать оборону перевалов. В чем был, собственно говоря, прав. Такие же упреки в адрес Сергацкова встречаем в мемуарах И. Тюленева [60]. По его словам, 46-я армия “…неправильно организовала оборону перевалов и попросту “проспала” их” [61]. В конечном счете, вместо проштрафившегося В. Сергацкова новым командующим 46-й армии был назначен генерал К. Леселидзе. Но это произошло 26 августа 1942 г. А до этого времени на перевалах произошло много важных событий...

14 августа передовые части 49-го горнострелкового корпуса вступили в бои с немногочисленными подразделениями 46-й армии, прикрывавшими перевалы в центральной и западной части Главного Кавказского хребта. 17 августа немцами был занят Клухорский перевал, о чем в штабе 46-й армии узнали только на третий (!) день [62]. Это яркое свидетельство неудачных действий штаба по организации обороны перевалов и неэффективной работы нашей разведки.

20 августа 1942 г. Ставка Верховного Главнокомандования в своей директиве в очередной раз указала на необходимость усиления обороны на перевалах. Своеобразным “ответом” на это требование стало восхождение немецких альпийских стрелков во главе с капитаном Гротом на вершину Эльбруса, завершившееся 21 августа. В этот день гитлеровцы установили на высочайшей вершине Европы два черно-красных нацистских флага.

Советские историки, комментируя данный факт, часто с удовлетворением ссылались на мнение бывшего генерала вермахта К. Типпельскирха. Он подчеркивал, что “это значительное достижение альпинизма не имело ни тактического, ни тем более, стратегического значения” [63]. Действительно, с точки зрения военной науки, это так. Но нельзя забывать, что данный успех 1-й и 4-й горнострелковых дивизий 49-го корпуса имел большое морально-психологическое значение. Для немецких солдат и офицеров это был еще один важный успех, окрылявший их в боях с советскими войсками на Кавказе.

Личному составу частей и подразделений Северо-Кавказского и Закавказского фронтов наше командование, естественно, о данном факте не сообщало. Но в оккупационных газетах, которые стали выходить на захваченных фашистской армией территориях Северного Кавказа уже с середины августа 1942 г., о покорении немцами Эльбруса, конечно же, с пафосом сообщалось. Причем, на первых страницах газет. Поэтому населению, оказавшемуся под пятой оккупантов, такая информация уверенности в победе Красной Армии, разумеется, не прибавляла.

В тот же день, когда альпийские стрелки Грота взбирались на Элъбрус, другие подразделения 49-го горнострелкового корпуса уже вели бои с советскими войсками на южных склонах Клухорского перевала, т.е. углубились на территорию Грузии на 15-20 км, захватив абхазское село Псху.

В эти тяжелые для защитников перевалов дни на Северный Кавказ прибыл Л. Берия. Ознакомившись с ситуацией, он всю вину за неудачи советских войск возложил на командование Закавказского фронта. Своим приказом для обороны перевалов Главного Кавказского хребта Л. Берия создал оперативную группу войск НКВД. В результате, к концу августа 1942 г. в Северной группе войск Закавказского фронта появились две параллельные структуры управления войсками. Наряду с генералом Масленниковым, командовавшим армейской группировкой, свою деятельность развернул генерал Петров, возглавивший штаб частей внутренних войск. В.П. Сидоренко отмечает в этой связи: “Подобная структура управления войсками на других фронтах Великой Отечественной войны не применялась и была использована только на северокавказском направлении” [64].

Нельзя сказать, что это новшество сразу же дало свои положительные результаты. 5-го сентября 1942 г. гитлеровцы внезапной атакой с трех сторон захватили Марухский перевал. Оборонявшие его подразделения 394-й грузинской стрелковой дивизии были захвачены врасплох. По немецким источникам “...Марухский перевал занят штурмом, от 400 до 500 пленных, только 10-20 русских ушли, погибло 60-80 русских, собственные потери невелики...” [65]. Командование 49-го горнострелкового корпуса оценило операцию по захвату Марухского перевала как классическое высокогорное сражение.

По другим немецким данным, потери наших войск на Марухском перевале составили: убитыми – более 300, пленными – 557 человек. Враг захватил после боя 23 пулемета, 22 миномета, несколько сот автоматов и винтовок [66]. По утверждению германских военных историков, на перевале и в его окрестностях 5 сентября были разбиты два советских стрелковых полка.

Чтобы выяснить истину в этом вопросе, необходимо обратиться к отечественным военным источникам. Вот только несколько свидетельств на этот счет. Первое: оно датировано 5 сентября 1942 г., т.е. днем штурма перевала немцами. “Начались тяжелые бои непосредственно за Марухский перевал. Солдаты 2-го батальона 808-го стрелкового полка 394-й стрелковой дивизии сражались до последнего патрона. В этом бою почти целиком погибли 4-я и 6-я роты батальона” [67].

Вторая запись сделана 6 сентября: “Продолжались упорные бои в районе Марухского перевала. 808-й и 810-й полки 394-й грузинской стрелковой дивизии дрались с фашистами до последнего патрона, до последнего бойца. Подразделения 810-го стрелкового полка, ...оказавшись в окружении на Марухском направлении, с боем пробились, понесли большие потери и оставили Марухский перевал” [68].

Следовательно, немецкие данные о погибших в районе Марухского перевала 5-6 сентября 1942 г. более 300 красноармейцев и командиров, подтверждаются и советскими источниками. Численность только двух погибших рот, о которых говорится в военной сводке, составляла более 200 человек. О количестве пропавших без вести своих военнослужащих штаб 394-й стрелковой дивизии, конечно, в точности не знал. Впрочем, в боевом донесении в вышестоящие штабы командование дивизии об этом предпочитало тогда говорить неохотно. Лучшим вариантом являлось сообщение о сражавшихся до последнего патрона защитниках Марухского перевала.

Тем более, что за отступление без приказа и за сдачу перевала немецким альпийским стрелкам кому-то надо было серьезно отвечать. А разбирательством занимался никто иной, как сам Л. Берия. По его приказу были расстреляны командир 2-го батальона 810-го полка капитан В. Родионов и комиссар батальона старший политрук И. Швецов, которые вывели из окружения 8 бойцов. Л. Берия обвинил их в отступлении с занимаемых оборонительных позиций без приказа. Только в 1966 г. военная прокуратура Закавказского военного округа признала этот расстрел необоснованным [69].

В 1953 г. во время суда над Л. Берией и его сподручными бывшему наркому внутренних дел было предъявлено обвинение в дезорганизации обороны перевалов в 1942 г. Отвечая на эти обвинения, Л. Берия в своем последнем слове заявил: “…Не считаю себя виновным в попытке дезорганизовать оборону Кавказа в период Великой Отечественной войны” [70]. Тем не менее, в приговоре Специального Судебного Присутствия Верховного Суда СССР от 23 декабря 1953 г. указывалось: “Изменническая деятельность Берия в период войны выразилась и в том, что осенью 1942 года, в напряженный момент обороны Кавказа, Берия с помощью своих соучастников пытался открыть врагу перевалы через Главный Кавказский хребет, что должно было по преступному замыслу заговорщиков привести к иностранной оккупации Закавказья и передать в руки империалистических государств бакинскую нефть” [71]. Даже признавая тот факт, что Берия своими действиями не смог серьезно помочь делу обороны Кавказа, все же, на наш взгляд, такое обвинение является надуманным и не отражающим реального хода происходивших тогда событий.

Мы приводим эти факты для того, чтобы подчеркнуть весь трагизм сложившейся тогда на Марухском и других перевалах ситуации. Практически необученные для действий в горах, слабо оснащенные в материально-техническом отношении, бойцы и командиры должны были жертвовать своими жизнями, исправляя грубые просчеты советского военного и политического руководства. Только к концу сентября 1942 г., подтянув к перевалам значительные силы, командованию Закавказского фронта удалось стабилизировать положение. Начались позиционные горные бои, которые с переменным успехом продолжались до конца декабря 1942 г. Нашим войскам так и не удалось сбить немецких горных стрелков и егерей с перевалов. В свою очередь, у командира 49-го корпуса генерала Конрада уже не было сил, чтобы продолжить наступление и пробиться в Закавказье. Еще 21 августа 1942 г. эти надежды в какой-то степени “похоронил” сам Гитлер. В этот день в своей ставке в Виннице он известил генерала Конрада, что итальянский альпийский корпус, который вначале планировалось направить на Кавказ, отправлялся в Сталинград [72].

Как и на перевалах Кавказа, по Тереку до 10 августа 1942 г. не было еще развернуто такого количества сил и средств, чтобы остановить врага. Между Донской группой войск Северо-Кавказского фронта, отступавшей к городам Кавказских Минеральных Вод, и частями Закавказского фронта, только выдвигавшимися к Тереку, других войск не было. Поэтому, как пишет С. Штеменко: “Генеральный штаб тут же занялся изысканием резервов, за счет которых можно было бы подкрепить оборону Закавказья. В течение августа туда были переброшены дополнительно 10-й и 11-й гвардейские стрелковые корпуса, а также одиннадцать отдельных стрелковых бригад” [73].

В таких условиях, пожалуй, единственно верным было решение штаба Закавказского фронта выслать навстречу стремительно продвигавшемуся врагу передовые отряды. Они должны были, как можно дольше задержать немецкие войска, чтобы дать возможность резервам Закавказского фронта выйти к рубежу Терека. К сожалению, из-за нехватки сил правильная в своей основе идея была реализована далеко не в полной мере. Численность этих отрядов, занявших оборону на Ставрополье от села Покойного до города Минеральные Воды, была небольшой.

Так, в передовом отряде майора Корнеева было всего четыре роты и шесть орудий. В отряде генерала Тимофеева, располагавшего большими боевыми возможностями, находились, в основном, курсанты четырех военных училищ, слушатели курсов “Выстрел” и несколько батальонов войск. Ни одного танка в составе двух отрядов не было. Понятно, что с такими силами противостоять всей 1-й танковой армии Клейста было невозможно. Поэтому, неудивительно, что немецкие танковые и моторизованные дивизии были задержаны передовыми отрядами на очень короткое время. Всего на один-два дня. Уже 11 августа 1942 г. бои шли на территории Кабардино-Балкарии на рубеже рек Малки и Баксана. Поэтому, действительно, как еще в 50-е годы писали в своей работе А.С. Завьялов и Т.Е. Колядин, малочисленные передовые отряды в большей степени являлись разведывательно-дозорными частями (о чем, собственно, и говорит их название. – Л.С.) [74].

Следует отметить, что как раз в эти дни группа армий “А” столкнулась с серьезной проблемой. Быстро продвигавшиеся по территории Ставрополья немецкие танковые части оторвались от своих баз снабжения и стали испытывать серьезные затруднения с обеспечением топливом. Бывший генерал вермахта Бутлар свидетельствует в своих мемуарах: “...тыловые коммуникации немцев чрезвычайно растянулись, и это уже начинало заметно отражаться на их боеспособности. Несмотря на все принятые срочные меры, подвезти в далекие и весьма обширные нефтяные районы необходимое количество горючего и боеприпасов не удавалось” [75].

Как известно, советские историки не признавали ссылки немецких исследователей на погодные условия и огромные территории СССР в качестве объективных причин, помешавших гитлеровской армии разгромить Красную Армию. Мужество и героизм бойцов и командиров, стойкость в боях с врагом, готовность к самопожертвованию во имя спасения социалистической Родины советская историческая наука называла главным фактором нашей Победы. И в этом нет никакого сомнения. Но, вместе с тем, такая оценка является обобщающей, не учитывающей конкретной ситуации, когда даже героизм и жертвенность советских воинов не могли спасти надвигавшуюся катастрофу.

Из-за просчетов Верховного командования, не сумевшего вовремя определить намерения противника, разбитые войска охватывали растерянность и паника. И вот в такие моменты географический фактор становился определяющим, главным, спасавшим положение. Именно такая ситуация сложилась в конце июля - в августе 1942 г. на Северном Кавказе. Нашим войскам пришлось оставить обширные и богатые территории Кубани, Ставрополья и Кабардино-Балкарии, чтобы отойти к естественным рубежам обороны, которыми являлись Кавказские горы и река Терек. Здесь немецкая группа армий “А” встретили упорное сопротивление советских войск, завершив, тем самым, свой наступательный порыв. Однако к этому времени для Северного Кавказа, большая часть территории которого уже находилась в руках оккупантов, началась новая, мрачная страница в его истории.

Итак, летом 1942 г. Северный Кавказ оказался в эпицентре сражений, которые развернулись на южном крыле советско-германского фронта. Ошибка советского Верховного командования в определении главного удара немецких войск привела к трагическим для Красной Армии последствиям. Отсутствие крупных танковых и механизированных соединений советских войск при одновременном подавляющем превосходстве немецкой армии в танках и авиации стало главной причиной быстрого захвата территории Северного Кавказа врагом.

Быстрое, а в ряде случаев паническое отступление наших войск по территории Северо-Кавказского региона крайне негативно отразилось на моральном духе населения. Впечатляющие успехи вермахта в сражениях против Южного, Северо-Кавказского и Закавказского фронтов послужили причиной нарастания чувства растерянности и страха у значительной части местных жителей, преждевременно и ошибочно посчитавших, что советская власть пала.

Анализ советской исторической литературы, посвященной битве за Кавказ, свидетельствует о ее односторонней направленности. Как правило, исследовались героические страницы и, соответственно, мало внимания уделялось изучению негативных событий и фактов. Между тем, без всестороннего и объективного освещения всех проблем нельзя правильно понять весь ход военных действий, причины временных успехов немецкой армии в битве за Кавказ.

Ход военных действий самым непосредственным образом оказал влияние на формирование и существование немецкого “нового порядка”” на Северном Кавказе, на особенностях оккупационной политики гитлеровских захватчиков в регионе. Впечатляющие успехи фашистских войск в летних боях 1942 г. во многом стали причиной неудачной эвакуации с территории региона всех людских, сырьевых и материальных ресурсов. Они усилили среди местного населения коллаборационистские настроения, отрицательно сказались также на развертывании движения сопротивления против оккупантов.



ПРИМЕЧАНИЯ

Великая Отечественная война 1941-1945. Военно-исторические очерки: Книга первая. Суровые испытания. - M., 1998. – С.370-371.
Хрестоматия по Отечественной истории (1914-1945 гг.). Под ред.
А.Ф. Кисилева, Э.М. Щагина. - М., 1996. – С.531-532.
Великая Отечественная война 1941-1945. Военно-исторические очерки... – С.371.
Штеменко С. Генеральный штаб в годы войны. Кн. 1 и 2. - М., 1989. – С.56.
Тюленев И.В. Через три войны. 2-е изд., испр. и доп. - М., 1972. – С.160.
6. Гучмазов А., Трескунов М., Цкитишвили К. Закавказский фронт Великой Отечествен- ной войны. - Тбилиси, 1971. – С.93.

Штеменко С. Указ. соч. – С.52-53.
Горьков Ю.А. Государственный Комитет Обороны постановляет (1941-1945). Цифры и документы. - М., 2002. – С.203.
Koломиец M., Мощанский И. Обopoнa Кавказа. Июль-декабрь 1942//
Фронтовая иллюстрация. – 2000. – №2. – С.5.
Там же. – С.8-10.
Там же. – С.9.
Новое слово. – 1942. – 8 августа.
Великая Отечественная война. 1941-1945. Военно-исторические очерки… – С.369-370.
Коломиец М., Мощанский И. Указ. соч. – С.52.
Там же. – С.49.
Там же.
Кубань в годы Великой Отечественной войны... – С.333.
Самсонов А.М. Сталинградская битва. 3-е изд. доп. - M., 1982. – С.562-563.
19. Там же. – С.564-565.

Великая Отечественная война 1941-1945. Военно-исторические очерки: Кн.2. Перелом. - М., 1998. – С.27.
Государственный архив новейшей истории Ставропольского края (далее – ГАНИСК), ф.69, оп.1, д.60, л.1.
Там же, л.2.
Там же.
Там же.
Там же, л.63
Карелл П. Дорога в никуда: вермахт и Восточный фронт в 1942 г./Пер. с нем. Уткина А.Л. - Смоленск, 2003. – С.341.
Новое слово. – 1942. – 22 августа.
ГАНИСК, ф.69, оп. l, д.60, л.63.
Там же, л.64.
30. Там же.

31. Центр документации новейшей истории Краснодарского края (далее - ЦДНИКК), ф.1774-А, оп.2, д.391, л.1.

РГАСПИ, ф.17, оп.43, д.970, л.93.
Кубань в годы Великой Отечественной войны... – С.333.
Там же. – С.371-372.
Там же. – С.328.
Там же. – С.329.
Там же. – С.333.
Гальдер Ф. Военный дневник. Т.3. В 2-х кн. Кн. 2. - М., 1971. – С.311, 315, 317, 318, 322.
Верт А. Россия в войне 1941-1945., - М., 1967. – С.408-409.
Сталинградская эпопея: Материалы НКВД СССР и военной цензуры из Центрального архива ФСБ РФ. - M., 2000. – С.185.
Там же. – С.187.
Кубань в годы Великой Отечественной войны... – С.332.
Там же. – С.333.
Там же.
Каганович Л. Памятные записки. - М., 1996. – С.465.
Пятигорское эхо. – 1942. – 11 ноября.
Каганович Л. Указ. соч. – С. 465.
Кубань в годы Великой Отечественной войны... – С.324 - 325.
Там же. – С.324.
История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941 – 1945. Т.2. - М., 1961. – С.459.
Цкитишвили К. 442 огненных дня. (Битва за Кавказ. Краткая хроника и материалы). - Батуми, 1986. – С.42.
См. Серба А.И. Казаки против вермахта htt://www/ fstanitsa/ ru./st poslboi serba. shtml.
Мюллер-Гиллебрандт Б. Сухопутная армия Германии 1933-1945 гг. - М., 2002. – С.747-748.
Соколов Б.В. Разведка. Тайны второй мировой войны. - М., 2001. – С.112.
См. Серба А.И. Казаки против вермахта htt://www/ fstanitsa/ ru./st poslboi serba. shtml.
Тюленев И.В. Указ соч. – С.155.
Там же. – С.200.
Там же. – С.172.
Штеменко С. Указ. соч. – С.72.
См. Тюленев И.В. Крах операции “Эдельвейс”. - Орджоникидзе, 1975. – С.76.
Там же. – С.57.
Штеменко С. Указ. соч. – С.69.
Типпельскирх К. История Второй мировой войны. - М., 1956. – С.236.
Сидоренко В.П. Особые оборонительные районы Северного Кавказа//Органы внутренних дел на пути к правовому государству. Сборник трудов адъюнктов и соискателей. Вып.1. - СПб., 1993. – С.132.
Кальтенеггер Р. Горные егеря на Кавказе: операция “Эдельвейс” 1942/1943. Грац: Штокер, 1997. – С.120. (на немецком языке).
Бухер Алекс От Ледовитого океана до Кавказа. Немецкие горные войска во Второй мировой войне 1941-1942. Подцун – Паллас, 1998. – С.63. (на немецком языке).
Цкитишвили К. Указ. соч. – С.83.
Там же. – С.85.
Пятигорская правда. – 2002. – 10 сентября.
Перед судом истории. “Приговор окончательный и обжалованию не подлежит”. Последние слова подсудимых и приговор по делу Берии и его сообщников//Источник. Документы русской истории. – 2002. – №6. – С.78.
Там же. С.84-85.
Цкитишвили К. Указ. соч. – С.66.
Штеменко С. Указ. соч. – С.69.
Завьялов А.С., Колядин Т.Е. Битва за Кавказ. 1942-1943 гг. - М., 1957. – С.56.
Мировая война. 1939-1945 годы. - М., 1957. – С.190.


08 дек 2011, 21:06
Профиль
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ 1 сообщение ] 

Часовой пояс: UTC + 3 часа



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Найти:
Перейти:  
cron
Powered by phpBB © phpBB Group.
Designed by Vjacheslav Trushkin for Free Forums/DivisionCore.
Вы можете создать форум бесплатно PHPBB3 на Getbb.Ru, Также возможно сделать готовый форум PHPBB2 на Mybb2.ru
Русская поддержка phpBB